Протоиерей Александр Афанасьевич Данилушкин, заштатный клирик Виленской епархии скончался 30 сентября 1988 года после тяжелой продолжительной болезни.

Родился 25 августа 1895 года в деревне Плещеево Урицкого района Орловской губернии в крестьянской семье. Родители привили ему любовь к Богу. В 1911 году окончил Воскресенскую двухгодичную учительскую школу, 1914 году - Карачевскую учительскую семинарию, после чего был сельским учителем. С 1916 года был псаломщиком в Воскресенском храме в селе Козине Севского уезда. В 1918 году рукоположен во диаконы, в 1924 году - во пресвитера, до 1942 года служил на приходах Орловской епархии. С конца 1943 года до выхода за штат с 1978 году служил в Троицком храме в городе Швянченисе.

Отец Александр был ревностным тружеником на ниве церковной, являл собой образец примерного пастыря.

За ревностное служение Церкви Христовой награжден в 1974 году – митрой. Чин отпевания в Троицком храме совершили архимандрит Мефодий, благочинный Виленского Свято-Духова монастыря и клирики епархии.

Погребен протоиерей Александр Данилушкин на кладбище в г. Швянченисе.

(Журнал Московская патриархия № 4. 1989 год.)

Здесь под скромными надгробиями покоятся протоиерей Александр Данилушкин и его жена Анна Никитична, с которой он был повенчан в далеком 1917 году.

За могилами родителей бережно ухаживают дочери Данилушкиных - Анна и Галина. Стою, низко склонив голову, и думаю о том, какое долгое лихолетье пришлось пережить этому человеку и его родным. Вся их жизнь протекала под черным крылом недавно ушедшей в вечность эпохи. Им довелось испытать голод, гонения, аресты, лагеря, и затем мертвую зыбь победившего атеистического социализма. Но все это не смогло отвратить Данилушкиных от того, ради чего они жили: от служения Богу и Церкви Божией.

ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК ПРОТОИЕРЕЯ А.ДАНИЛУШКИНА

1914 г.– 8 У /III. Орловский епархиальный учительский Совет определил на должность учителя Темковской одноклассной церковно-приходской школы, Малоархангельского уезда.

1916 г.- 2/ УТ. Преосвященным Павлом, епископом Елецким, Викарием Орловской епархии, определен на должность псаломщика к Воскресенской церкви с. Козинки Севского уезда.

1918 г -3У /П. Преосвященным Амвросием, Епископом Елецким, Викарием Орловской епархии определен на штатное диаконское место к Михайло - Архангельской церкви с. Никольского Малоархангельского уезда.

1920 г. – 19/П. Преосвященным Серафимом, епископом Орловским и Севским, согласно прошению, перемещен на диаконское место к Воскресенской церкви с. Воскресенское на Мезине Орловского уезда.

1923г. - 1/III. Благочинным советом I окружного Орловского уезда определен на священническое место к Михайло - Архангельской церкви с. Сабурово Орловского уезда. Ввиду того, что обновления движения на Орловском Кафедральном Православном епископате не было, для хиротонии направлен в г. Карачев к Православному Епископу Агапиту.

1928 г. – 15/V. Преосвященным Епископом Орловским и Мценским Николаем, согласно прошения перемещен к Рождественской Богородицкой церкви с. Рождественского под Черным, Мценского уезда.

1930 г. -1/IV. Преосвященным Даниилом, Епископом Орловским и Мценским, согласно прошения, перемещен к Николаевской церкви села Долец Болховского уезда.

1935 г.-17/XI. Преосвященным Иоасафом, Епископом Брянским и Севским, согласно прошения, перемещен к Николаевской церкви с. Баянович Жиздринского уезда.

1942 г. -23/III. Орловским Епархиальным управлением, согласно прошения, определено священническое место к Космо-Дамиановской церкви села Коросково Кромского уезда.

1943 г. – 20/IX. Высокопреосвященным Сергием, Митрополитом Литовским и Виленским, согласно прошения, определен на священническое место к Свято- Троицкой церкви г. Свенцяны ( Швянченис).

12 апреля 1948 г. По докладу Благочинного Протоиерея Нила Кульчицкого и представлению Архиепископа Виленского и Литовского Корнилия, за усердную, полезную и многотрудную службу в малочисленном приходе, простирающемся на территории целого уезда среди католиков и старообрядцев, Святейшим Патриархом Московским и Всея Руси Алексием I ко Дню Святой Пасхи награжден Золотым Наперсным Крестом. ( Указ от 12 апреля 1948 года № 614)

1953 год. Святейшим Патриархом Московским и Всея Руси Алексием I, по представлению Архиепископа Рижского и Латвийского Филарета управляющего Литовско - Виленской епархией, ко Дню праздника Святой Пасхи, награжден саном протоиерея. ( Рига. 30 апреля 1953 г. Указ № 97).

4 марта 1963 года. Святейшим Патриархом Московским и Всея Руси Алексием, по представлению Архиепископа Виленского и Литовского Романа, за многолетнее полезное и доброе служение Церкви Божией ко Дню Святой Пасхи награжден правом ношения Наперсного Креста с украшениями. (Указ № 49 г.)

1974 год. По представлению Епископа Виленского и Литовского Анатолия, Святейшим Патриархом Пименом ко Дню Святой Пасхи, за пятидесятилетнее служение Церкви Христовой, награжден правом ношения митры во время богослужений. (Указ № 234 от 17 апреля 1974 г.)

С этого дня отец Александр стал митрофорным протоиереем.

Скупые биографические данные... За ними большой и долгий, полный испытаний и лишений подвиг пастырского служения во славу Святой Церкви.

ЖИЛ В ОТЦЕ АЛЕКСАНДРЕ ДУХ ХРИСТИАНСКОГО СЛУЖЕНИЯ

Орловская область, деревня Плещеево. Здесь в бедной крестьянской семье и родился 25 августа 1895 года будущий священник. Семья, в которой было семеро детей, с трудом сводила концы с концами.

- Дедушке было 34 года, когда умерла бабушка. На его руках осталось четверо детей, затем он вновь женился, и от второго брака родились три дочери. Жить было очень трудно. Чтобы прокормить семью, приходилось ходить к барину на поденщину, - так начала рассказ о своей семье старшая дочь отца Александра - Галина Александровна.

Отец очень хотел, чтобы Саша учился и стал священнослужителем. Для этого требовалось образование. Но как сложилась бы судьба мальчика, трудно сказать, если бы не помощь со стороны местного помещика. Благодаря его поддержке Саша стал учиться в школе. После уроков мальчик шел в церковь, которая была недалеко от школы, и пел на клиросе. Он очень любил церковное пение и сам мечтал стать священником. Афанасий Данилушкин, отец Саши, был церковным старостой, и сын помогал отцу в церковных делах. Что же касается местного помещика, то ураган гражданской войны, бушевавший в стране, не щадил никого. Как сложилась его дальнейшая судьба - неизвестно. Барская же усадьба была варварски разграблена. Позднее в дворянском доме размещалась больница.

В 1911 году Александр закончил Воскресенскую, что на Мезине, второклассную школу. Спустя три года - Карачевскую учительскую семинарию в г.Карачево Орловской губернии и стал учительствовать в Темковской одноклассной церковно - приходской школе. Но Александр не оставлял мысли посвятить свою жизнь служению Богу. В 1916 году преосвященным Павлом, епископом Елецким, викарием Орловской епархии он был определен на должность псаломщика в Воскресенскую церковь села Козинки Севского уезда. А в 1918 году Елецким епископом Амвросием, викарием Орловской епархии, посвящен в сан диакона. Там же недалеко от села Козинки, в соседней деревне, жила и Анна Никитична. Она была единственной дочерью у родителей. Юная девушка посещала храм, где служил молодой псаломщик. Там молодые люди познакомились, а затем и обвенчались или, как написано в личной анкете отца Александра, «30/IX. 1917 года повенчан с девицей Анной Никитичной Фоминой».

Год 1921-ый. Страна охвачена пожаром Гражданской войны. Лидером большевиков В. Лениным (Ульяновым) религия объявлена «опиумом для народа». Полным ходом ведутся массовые гонения на Церковь Христову. Повсюду разрушаются храмы, закрываются монастыри, священнослужители и монашествующие подвергаются арестам, ссылкам, расстрелам. В опустевших храмах власти устраивают склады, хранилища для зерна… Но это не останавливает молодого диакона. В этом же году 1 декабря он окончил богословские курсы при Орловском Кафедральном соборе. А 23 марта 1923 года Карачевский епископ Агапит рукоположил его в сан священника. Молодой батюшка был определен на священническое место к Михайло - Архангельской церкви с. Сабурово Орловского уезда. Комсомольцы, верные помощники партии большевиков, во всей стране по наущению властей занимались активной атеистической пропагандой. Во время больших церковных праздников этот безбожный «авангард молодежи» устраивал в клубах, на площадях антицерковные представления, глумился над церковными обрядами, издевался над служителями Церкви Христовой и над членами их семей. Служение Богу стало настоящим подвигом. Немало неприятностей комсомольцы доставляли и отцу Александру. Случалось так, что заранее осведомленные о приезде священника в отведенный ему приход, молодые люди встречали батюшку у околицы села. Они подвергали его оскорблениям, забрасывали камнями и гнали прочь.

Гонения на Церковь, начавшиеся сразу же с приходом к власти большевиков, не обошли стороной и семью отца Александра. Уже в 1918 году начались первые переезды Данилушкиных с места на место. Один из преданных прихожан предупредил батюшку о том, что ему грозит опасность, и село Никольское, где начала обустраиваться семья, пришлось покинуть под покровом ночи. На родине, в селе Мезино, отец Александр служил до 1923 года, затем опять переезд в село Сабурово. Здесь батюшка почти пять лет служил в отведенных ему сельских приходах. Этих сел еще мало коснулись веяния времени. В них было много верующих. Среди них были даже и те, кто возглавлял комитеты бедноты, сельские советы. О том, что приедут власти из района, люди предупреждали батюшку заранее. И тогда, собрав нехитрые пожитки, взяв на руки маленьких детей, приходилось уходить из села по ночам.

Село Дольцы. Церковь, сторожку и церковный дом хорошо помнят сестры Данилушкины. Ближняя деревня располагалась в километре от храма. В своем большинстве жителями этого села были зажиточные крестьяне. Они хорошо относились к своему священнику. 30-е годы памятны принудительной коллективизацией сельского хозяйства. О том, что она несла в себе, в наше время хорошо знают люди старшего поколения. Молодежи это неведомо. Власть большевиков насильственным путем объединяла единоличные крестьянские хозяйства в коллективные, так называемые колхозы. По сути - это было разграбление зажиточных хозяйств и насилие над людьми, которые в поте лица добывали свой хлеб. Встревоженные грядущими переменами крестьяне, не зная, что делать, шли за советом к батюшке. Спрашивали, идти в колхоз или нет. Батюшка не видел иного выхода, кроме того, что нужно подчиниться властям. Да и в числе приходящих могли быть провокаторы, и тогда репрессиям могла подвергнуться не только семья священника, но много других людей, от младенцев до седых стариков. Другая же деревня была так называемая в те годы «голытьба», то есть бедные люди, которые зарабатывали свой хлеб, батрача в чужих хозяйствах. Естественно, что отношение этих людей к священнику, его семье, зажиточным крестьянам под воздействием большевицкой агитации было негативным.

- В этом селе мы пережили голодный 1933 год, - рассказывает Галина Александровна. - Страшно вспоминать это время. Вместо семенной картошки мы сажали в землю картофельные очистки. Они служили нам и пищей. Мы их мололи и варили кашу. Также сушили и ели с липы листья. Помню, случилась беда: весной, поев сушенные картофельные очистки, мы втроем - я, мама и Аня отравились. До сих пор не знаю, как мы выжили. Папа, чтобы поддержать нас сдал в Торгсин свой серебряный крест, которым он так дорожил. Тогда серебро было очень дорогим. Папа на вырученные деньги купил хлеба и муки и понес их домой. И с такой тяжелой ношей он прошел пешком 25 километров. Каждый кусочек хлеба, нехитрую снедь, которыми делились прихожане, родители сразу же несли нам. Они сами не ели, знали, что их ждут голодные дети. Невзирая на голод, крестьяне были обложены продовольственным налогом. Нужно было сдавать государству яйца, масло, мясо. Папа, чтобы не иметь неприятностей со стороны властей, сумел как-то скопить денег и купил двух телят. Он хотел их откормить и сдать, чтобы покрыть налог. Но ночью к нам залезли воры. Мы слышали, как телят уводили, но боялись выйти. Можно было поплатиться жизнью. Это было страшное время. Повсюду от голода умирали люди, целыми семьями. Дети болели дизентерией, различными инфекционными заболеваниями. Ведь есть приходилось что попало. Были даже случаи людоедства… Голод - это такая трагедия,- горестно вздыхает Галина Александровна.

Деревню Дольцы, где Данилушкины, казалось бы, обрели постоянное пристанище, пришлось покинуть. Начались аресты так называемых «неблагонадежных элементов», к которым была причислена и семья местного священника. И опять пришлось уходить, теперь уже в село Баяновичи Калужской области, что в 80 км. от Брянска.

В Баяновичах было 600 дворов. Здесь тоже шло расслоение. Одна половина села выступала за коллективизацию, другая же была настроена против. В этом селе отцу Александру служилось крайне тяжело. В дела прихода бесцеремонно вмешивались местные власти. Запрещали служить в церкви погребальные службы или какие-либо иные требы. С едой в Баяновичах больших трудностей не было – люди делились. Как могли, они поддерживали семью священника. А вот морально было тяжело. Приходилось уповать только на Божию помощь.

-Летом 1937 года папу вызвали в сельсовет. Его долго не было. Затем маме передали от него записку, где было написано: «Я не приду. Собери и передай мне еду и одежду». Тогда арестовали целую группу людей. Среди арестованных были папа, и одна матушка, которая жила с детьми в Баяновичах после смерти мужа- священника. Матушку увезли, не обращая внимания на то, что дети остались одни без присмотра… Арестованных отправили в районный отдел милиции в Хвостовичи. Мы очень переживали. Через неделю, таясь от людей, пришел папа и сказал нам: « Я должен уйти в следующую же ночь» Его отпустил начальник Хвостовического подразделения НКВД, Соболев, бывший папин ученик, и наказал, чтобы папа обязательно, не появляясь в Баяновичах, перебрался в безопасное место. Соболев из любви к своему учителю уничтожил все опасные документы. Папа не мог не навестить нас и не предупредить о том, что он жив и на свободе. Ночью он ушел и перебрался к своему отцу в деревню Кондрево. А мы через некоторое время, сложив свой нехитрый скарб в нанятую подводу, переехали к отцу, - вспоминает Анна Александровна.

Районное начальство знало о том, что отец Александр священник, но относилось к этому лояльно. Однако служение в храме не разрешалось. Несмотря на запреты, батюшка непрестанно читал молитвенное правило, тайно крестил, венчал, совершал панихиды. В Кондрово батюшка поначалу трудился в полеводстве, затем стал вместе со своим отцом работать в колхозе конюхом. Потом его назначили счетоводом.

-Нас в семье было пятеро детей, в живых остались я и старшая сестра Галина. Я помню, что до девятилетнего возраста детство казалось мне беззаботным. Мы очень любили своих родителей. Мама была веселой, папа в свободное время играл с нами. Тревога поселилась в семье после папиного ареста и уже не покидала нас всю жизнь. Помню, как нас преследовали в школе, называли «поповнами». Нашу маму Анну Никитичну папа любил необыкновенной любовью и даже плакал, когда она болела. И мама отвечала ему трогательной любовью, доверием и пониманием. За 71 год их совместной жизни не было в семье раздоров, а ведь жизнь была далеко не сладкой, - делится воспоминаниями Анна Александровна.

До 1936 года вся семья считалась лишенцами, т.е. лишенной гражданских прав - не имела права участвовать в выборах. После революции детям священнослужителей разрешалось иметь только трехлетнее образование, позже разрешили иметь семилетнее. В 1936 году эти ограничения были сняты.

Галина Данилушкина поступила учиться в медицинскую школу. Но чтобы получить профессию медсестры, она вынуждена была скрывать свое происхождение. А сколько волнений пришлось пережить, когда одна учительница сказала ей: "Галя, я знаю кто ваш отец".

- Я оторопела, - говорит Галина Александровна. - Это было накануне государственных экзаменов. В перспективе меня ждало отчисление из школы за сокрытие происхождения. Но учительница успокоила: "Не волнуйтесь, я вас не выдам".

Наступили суровые годы Второй Мировой войны. 1 ноября 1941 году, когда немцы были уже на подступах к г. Орлу, Александру Афанасьевичу с группой колхозников приказали гнать колхозное стадо на восток, чтобы оно не досталось неприятелю. Далеко они не ушли. У города Мценска их обогнали немцы. 3 ноября Орел был оккупирован. Родные ничего не знали о судьбе отца Александра и очень тревожились. Томительно долгими были два месяца ожиданий. Люди вернулись к концу декабря. Тогда-то и стало известно, что группу задержали немцы и заставили работать по хозяйству в воинской части. Там был один солдат - немец с Поволжья. Он посоветовал рано поутру уйти незаметно из расположения части и объяснил, что их никто искать не будет. Они так и сделали. Домой, прячась от посторонних лиц, добирались неделю. Когда Александр Афанасьевич вернулся, в родной деревне стояли оккупанты. По инициативе местных священников, отставленных от служения советской властью, в Орле было образовано епархиальное управление, куда и обратился отец Александр с прошением о назначении на приход. Просьба было удовлетворена. Он временно получил место четвертого священника в Свято-Троицкой кладбищенской церкви г. Орла. В марте 1942 года, незадолго до Великого праздника Пасхи, отец Александр был переведен в село Короськово Крамского района Орловской области. Православный храм святых Косьмы и Дамиана, куда он был определен на служение, был в хорошем состоянии, но в нем не было никакой церковной утвари. Люди же, узнав о приезде священника, очень обрадовались. Они стали приносить иконы, взятые ими раньше на хранение. Директор местной школы, человек верующий, долгие годы в тайне от окружающих прятал иконостас. Узнав о том, что отец Александр обеспокоен тем, что в храме нет иконостаса, он пришел и сказал: «Батюшка, не беспокойтесь, иконостас цел. Он хранится на чердаке школы». Иконостас сняли с чердака, принесли в церковь и прихожане помогли его установить.

Действующих церквей поблизости не осталось. Они были закрыты при советской власти, но люди сохранили в душе веру в Бога. Короськовская церковь святых Косьмы и Дамиана собирала прихожан со всей округи. Народ шел сюда со всеми своими невзгодами, заботами, бедами, болью. Батюшке приходилось крестить в день от двадцати до тридцати человек.

- В деревне люди к нам относились хорошо, но шла война. Мы очень боялись бомбежек, ведь самолеты к линии фронта над нами пролетали постоянно. Немцы в церковные дела не вмешивались, да и в селе они поначалу появлялись нечасто. Они разместились в Короськово к концу 1942 года, перед Сталинградской битвой.

Тогда мне было 14 лет. В 15 километрах от нашего села проходил главный фронт военных действий на Курской дуге. Накануне Курской битвы по селу день и ночь шли танки, военная техника, пехота. Главная дорога села не могла вместить огромный поток бронетехники. Да и крутой берег реки стал обваливаться от тяжести. И тогда танки - «Тигры», «Пантеры» и мотопехоту пустили по огородам. Грохот стоял днем и ночью. 5 июля немцы пошли в наступление, но, видимо, наткнулись на минные поля, потому что в село привезли очень много раненых. Их разместили в палатках военно-полевого госпиталя. Взятых в плен раненных русских летчиков и солдат, порядка тридцати человек, разрешили разместить в церкви. Галя, накануне войны получившая диплом медсестры, ухаживала за ранеными. Люди тоже старались им помочь, приносили еду. Но немцы быстро наложили запрет. В церковь пропускали только папу. Он ухаживал за ранеными, исповедовал тех, кто об этом просил. Потом пленных куда-то увезли.

Курская битва. Фронт приближался к Орлу. 23 июля 1943 года в три часа ночи в деревенские дома стали врываться полицейские, немцы. Они согнали жителей на площадь у храма. Отец Александр успел зайти в церковь и взять иконы Спасителя и Владимировской Божией Матери. Он также положил в карман святой антиминс (плат с изображением погребения Господня и со святыми мощами, без которого не совершается Божественная литургия), епитрахиль и крест, деревянные чашу и дискос, до сих пор хранящиеся в швянченском храме Святой Троицы. Из продуктов удалось собрать маленький мешочек сухарей, из вещей успели взять одно на всех байковое одеяло.

Людей построили в колонну и быстро погнали по дороге. Поднялись на гору, что возвышалась в двух километрах от села. И тут раздался страшный грохот, потрясший все и вся. Это немцы, у которых на бляхах была надпись: "С нами Бог", взорвали храм и зажгли с четырех сторон село. Церковь стояла на берегу реки Оки. Когда разошелся дым, все увидели оставшийся от храма остов стены, где был алтарь. Онемевшие от потрясения люди не скрывали горьких слез.

Еще в деревне молодежь отделили от пожилых людей и послали рыть окопы у самой линии фронта. Сестер Галину и Анну разлучили с родителями, которые ушли с этапом дальше. Галя намеревалась бежать, но Аня отговорила сестру. Поле ржи, где она во время побега надеялась укрыться, немцы, предотвращая попытку побега, все время простреливали. Когда работы были прекращены, молодых людей под усиленным конвоем доставили в город Кромы. Их разместили в лагере для перемещенных лиц. Там сестры стали искать своих родителей. Они повсюду расспрашивали людей и, наконец, узнали, что о. Александра и Анну Никитичну за два дня до их прибытия в Кромы отправили по этапу дальше. Галина и Анна обратились в комендатуру с просьбой направить их к родителям. Сестрам и еще одной дочери священнослужителя было дозволено самим отыскать родителей. В комендатуре им выдали "аусвайсы" (пропуска) и приказали следовать с попутным обозом только вглубь оккупированной территории. В сторону фронта идти не разрешалось. В дороге девушки все время находили весточки о передвижении колонны. Это Александр Афанасьевич по пути следования оставлял их для дочерей во всех населенных пунктах. В своих поисках девушки все время ощущали молитвенную помощь своих родителей.

Встреча произошла в деревне Сосково Сосковского района, в лагере для эвакуированных.

- Папа бежал нам навстречу. Какая эта была радость! Мы нашли своих родителей! – заметно волнуясь, говорит о встрече с родными людьми Анна Александровна.

Соединившаяся семья была доставлена этапом до станции Навля Брянской области. Там людей погрузили в вагон для скота и отправили в Алитус, который до войны был военным городком в Литве. Путь пролегал через оккупированные немцами территории Белоруссии и Литвы. В алитусском концлагере поначалу содержались военнопленные, затем в нем стали размещать мирных жителей. Стены камер были испещрены надписями тех, кто в нем сидел. Так люди пытались оставить о себе память с надеждой на то, что кто-то увидит надписи и сообщит о них родным. Лагерь находился за колючей проволокой, на вышках стояли часовые. В нем содержалось много людей. Здесь после длительного пути, полного тревог и волнений, заболела матушка. Ее отправили в больницу. Отца Александра с дочерьми разместили в переполненных бараках, где приходилось спать на проволочных сетках высокоярусных, в четырнадцать рядов, нар. После трехдневного карантина и проведенной дезинфекции их и семью еще одного священника, поселили в маленькой комнатушке. Так и жили в этой комнатке два месяца одиннадцать человек. Местные жители старались поддержать заключенных. Они привозили в лагерь продукты. Но их пожертвования не доходили до истощенных людей. Питание заключенных составляла похлебка и 200 граммов эрзац хлеба в день. Немцы выпускали на работы в соседние селения группы по тридцать человек. Люди договаривались между собой и, с согласия надсмотрщика, дав твердое обещание вернуться к назначенному времени, двадцать человек из них шли на работы, а десять уходили просить милостыню у местных жителей, которые делились едой с голодными заключенными. Добытая таким образом еда распределялась поровну. Это было хоть и небольшим, но подспорьем.

19 августа, на праздник Преображения Господня, трое пленных священников, в их числе и иерей Александр Данилушкин, по разрешению лагерных властей отслужили свою первую Божественную литургию. Это была незабываемая служба. Из лагерных бараков на плац вышли толпы плачущих заключенных. Угнанные немцами на чужбину люди: из Брянской, Калужской, Орловской областей России молились Богу, преклонив колени. На плацу было много верующих людей. А среди них и те, кто знал церковные песнопения. В этот день над лагерем возносилась усиленная множеством голосов искренняя молитва. Многие исповедовались. Но причащать было нечем.

В лагере с целью оказания помощи заключенным нередко бывал молодой оперный певец, сын вильнюсского священника, Леонид Мурашко. (Впоследствии Заслуженный деятель искусств Литвы, оперный певец, более 20 лет являющийся регентом архиерейского хора Вильнюсского Свято-Духова монастыря). О совершенной в лагере Божественной литургии Леонид Мурашко известил митрополита Виленского и Литовского Сергия. По хлопотам владыки заключенные священники подали прошения о назначении их на приходы. Прошения немецкими властями были удовлетворены. Благодаря такому заступничеству, члены семьи Данилушкиных избежали участи быть угнанными на работы в Германию. А могло бы быть и иначе. Дело в том, что каждую среду на плац сгоняли заключенных, среди которых выбирали наиболее здоровых и работоспособных людей и, зачастую целыми семьями, отправляли на работы в Германию.

ШВЯНЧЕНИС. «ВЕРУЮЩИЕ ВСЕГДА БЫЛИ, ЕСТЬ И БУДУТ!»

Из послужного списка: Священнику А. Данилушкину разрешается выполнение богослужений и религиозных треб в молитвенном доме в Пабраде Виленского благочиния. (1945 год), в православной общине Дукштах (Дукштас 1947 год). Определил архиепископ Минский и Белорусский Василий.

Настоятелю Св. Троицкой церкви в городе Свенцянах (Швянченисе) Свенцянского благочиния Протоиерею Александру Афанасьевичу Данилушкину.

Определением моим от 1-ого июля с. г. подтверждаю назначение Ваше на должность настоятеля Свенцянской Свято - Троицкой церкви и заведование Вами приписными приходами в городе Ново-Свенцянах ( Швянченеляй - прим. автора.) и мест. Дукштах (Дукштас -прим. автора) с правом совершения богослужений в местных храмах, в каких должностях Вы состоите с 20 сентября 1943 года, согласно назначения Высокопреосвященного Сергия, Митрополита Литовского и Виленского.

20 сентября 1943 года о. Александр был назначен настоятелем храма Святой Троицы в г.Швянченис. Первая служба, которую служил новый священник, состоялась 14 октября в день Покрова Божией Матери. В ведении отца Александра были также храм Казанской Божьей Матери в г. Швянченеляй, Дукштасский православный храм и молельный дом в г. Пабраде. Эти храмы, как и другие на территории бывшего СССР, в 60-е годы прошлого столетия были закрыты по приказу Генерального секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева. Отец Александр очень переживал по этому поводу, ведь он многие годы служил в этих храмах. Передвигаться в те, послевоенные, времена было довольно сложно. Постоянных пассажирских автобусов и других транспортных средств тогда не было. До соседних населенных пунктов добраться можно было только узкоколейкой, по которой утром и вечером проходил поезд с рабочими. А в Швянченеляй приходилось идти 12 км. пешком. Батюшка с завидным терпением переносил все трудности. Не пугало и то, что семья в Швянченисе не имела своего постоянного угла. Да и из домашнего имущества тоже почти ничего не имелось. И только бережно хранили Данилушкины спасенные иконы из Космо-Дамиановской церкви.

Когда в Швянченисе шли бои, люди попытались укрыться в подвале церкви, но отец Александр, помня трагедию церкви святых Косьмы и Дамиана в Короськово и опасаясь за жизнь людей, никого не пустил в храм. Во время боевых действий семья священника прятались у кладбища, на горе, в выкопанных ямах. Когда кончился бой, батюшка пошел в город. Там встретил бойцов советской армии. На удивление они очень доброжелательно отнеслись к священнику. Объяснение было одно: прошло время, повоевали, перенесли страдания и переоценили свое отношение к Богу. И даже позднее, проезжая мимо церкви, офицеры и солдаты останавливались, заходили в церковную ограду, в храм, иногда бывали на службе, а кое-кто даже и исповедовался.

Немцы, покидая Швянченис, сожгли целую улицу. Сгорел и церковный дом, предназначенный для проживания семьи священнослужителя. Поначалу семья разместилась в здании неподалеку от церкви. Кое- что из мебели принесли из бывшей немецкой управы. Люди, видя бедственное положение Данилушкиных, собирали и приносили им одежду, домашнюю утварь, вещи, делились едой. Но вскоре семью выселили, а в здании разместилась редакция городской газеты. Жить пришлось раздельно на разных квартирах у прихожан храма. Отец Александр поселился у псаломщика Ивана Петровича Дунец. Матушку приютила Зоя Антоновна Чехович – жена бывшего царского генерала, поместье которого до прихода советской власти было в Швянченисе. Дочерей Галину и Анну взяли на постой семьи Сологуб и Сивец. Долгие годы, начиная с 1946 года, приходилось постоянно снимать жилье у разных людей. Это было поистине хождение по мукам. И только в 1971 году одна из дочерей, Анна Александровна, получила долгожданную квартиру, где и стала жить семья.

Жил в отце Александре дух христианского служения: спокойный, смиренный, безбоязненный. Он никогда не роптал, не унывал, не падал духом, терпеливо и стойко переносил все жизненные невзгоды. Как будто служил он в самые благоприятные для Церкви времена и часто говорил: « Нам терпеть! Вероятно, Богу так угодно!» Несмотря на многолетнее служение, иногда в почти пустых храмах, уверенно и спокойно повторял: "Верующие всегда были, есть и будут!". Нужно было иметь большую веру и огромное мужество, чтобы так утверждать в 60-70-е годы. В годы, как принято сейчас говорить, так называемой "хрущевской оттепели", а для Церкви - хрущевских гонений и притеснений верующих. Н.С.Хрущев, будучи руководителем страны, хвастливо обещал вскоре показать по телевидению "последнего в России попа". Многие церковнослужители, не выдержав давления, теряли надежду. Были случаи публичного отказа от сана, как некогда в первые годы власти большевиков, другие же соглашались на сотрудничество с властями. Церковь душили непомерными налогами. Храмы были приравнены к индивидуальным предприятиям. Только за одно освещение храма приходилось платить по 21 копейке за один квт/ч, а не по 4 копейки, как это было установлено для всех.

Отец Александр никогда не терял присутствия духа, нес в сердце своем веру в Бога и передавал ее окружающим. Многие люди тайно помогали батюшке. Они искренне откликались на его доброту, на его твердую веру, давали деньги на содержание храма. За годы советской власти по отношению к церкви была воздвигнута глухая стена отчуждения. Батюшка не имел права к кому-нибудь открыто обратиться за помощью. Ему не позволялось благословлять, читать проповеди… Часто на помощь отцу Александру приходила Анна Никитична. Она, зная, как боятся люди посещать церковь, ходила по домам, собирая пожертвования. И случалось так, что даже партийные работники не отказывали матушке, когда она обращалась к ним с просьбой помочь приходу. Немалую помощь и материальную, и человеческую оказывали о. Александру швянченские ксендзы. В их числе был и известный в Литве ксендз Алюлис. Он и словом, и делом поддерживал отца Александра.

С Родиной батюшка не терял связи. Изредка брал отпуск и ехал в Россию навестить родных и близких, посетить дорогие сердцу места. Первые годы искал он на родной Орловщине своего ученика Соболева, который спас его от ареста, но так и не нашел. Всю свою жизнь отец Александр за него молился.

ДУХОВНАЯ ДОЧЬ О.АЛЕКСАНДРА КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА ЗЕЛЕНКЕВИЧ, ПЕВЧАЯ ШВЯНЧЕНСКОГО ХРАМА СВЯТОЙ ТРОИЦЫ, ВСПОМИНАЕТ

-Мне было 29 лет, когда я встретилась с отцом Александром. Это был очень добрый, очень внимательный человек, молитвенник, истинный служитель Церкви Христовой. Он не ленился молиться, несмотря даже на то, что в храме бывало мало народа. Случалось и так, что службы проводили мы вдвоем. Вспоминаю, как он в такие дни радовался моему приходу: "Ксения, как хорошо, что ты пришла, будем служить литургию вдвоем!". Помню, как тяжело было ему в те дни, когда последовал приказ закрыть швянченеляйский храм Казанской Божией Матери. Ведь протестовать было бессмысленно. Помню его еще в ветхой черненькой рясе и скуфейке, убирающего территорию храма. Все время батюшка проводил в храме. Если не служил, то занимался ремонтом или благоустройством территории. Он жил для Церкви, работал для Церкви!

Ксения Михайловна вместе с домочадцами и прихожанами проводила в 1988 году о. Александра в последний путь, выполнив его просьбу: в день похорон читать над ним Евангелие.

В 1978 году отец Александр по состоянию здоровья вышел за штат. На его место пришел молодой священник, недостаточно добросовестно относившийся к служению. Но и это обстоятельство батюшка переносил со смирением, хотя и очень переживал за храм, за паству, с которой был многие годы.

Он много и подолгу молился. У него была книжечка, куда были вписаны многочисленные имена тех, за кого он возносил свои молитвы Богу. Батюшка никогда, ни в какое время и ни по какому случаю не опускал утреннее и вечернее молитвенное правило. И даже в последние дни, будучи тяжело больным, когда уже не служил и с трудом передвигался, в установленное время садился в комнате на стульчик и читал правило. Это была неотъемлемая часть его жизни. В 55 лет батюшка заболел гипертонией. С годами болезнь обострилась, и кризы периодически возобновлялись. Он постепенно угасал. Кончина его наступила в день памяти святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Ему было 93 года от роду. В этот день исполнилось 71 год с той поры, как он повенчался со своей матушкой - Анной Никитичной. Анна Никитична пережила своего супруга всего на восемь месяцев. Ее не стало 22 мая следующего года, в день святителя и чудотворца Николая.

Имена святых мучениц, в день памяти которых отец Александр предал душу Богу, являются символом его жизни и служения. Шестьдесят четыре года его священнического служения прошли в густом духовном мраке, опустившемся на его Родину. И почти вся жизнь отца Александра пришлась на самые мрачные для верующих времена. И эта жизнь является светлым примером того, сколько нужно было иметь Веры, чтобы не пасть духом, сколько Надежды, чтобы бодро исполнять свой долг, сколько Любви, чтобы оставаться добрым пастырем и заботливым хозяином Божьего храма, и сколько Мудрости (по-гречески - Софии), чтобы десятилетиями сохранять в себе эти добродетели - Веру, Надежду, Любовь.

Подвиг о. Александра и тысяч подобных ему скромных служителей Божиих, которым "посчастливилось" жить под властью самонадеянных и кичливых безбожников, в том и состоял, что они никогда не забывали о том, кто является истинным Владыкой Неба и Земли. Отец Александр никогда не терял уверенности в том, что верующие люди всегда были, есть и будут.

Каждый год, 30 сентября, в день упокоения настоятеля в Швянченском храме Святой Троицы служится Божественная литургия и панихида. В этот день на богослужение отдать дань светлой памяти митрофорного протоиерея Александра Данилушкина нередко приезжают священнослужители и верующие с других приходов Литвы.

Отец Александр очень любил своих дочерей. Он говорил: "Как я доволен своими дочками, как прекрасно они ко мне относятся, с каким вниманием и как заботятся.” Девочки выросли в семье, где на первом месте было служение Богу, где царили любовь и забота о ближних, где соблюдались христианские заповеди.

Трудной была жизнь Галины и Анны Данилушкиных. Будучи дочерями священника, они терпеливо переносили предвзятое отношение к себе со стороны окружающих. Представления советских людей, понимавших религию не иначе, как « опиум для народа», напрямую относились к сестрам Данилушкиным. Быть поповнами было непросто. Их сторонились. Это, казалось бы, на первый взгляд, ничем не примечательное, сейчас уже почти забытое слово могло вызвать непредсказуемые последствия. Люди, опасавшиеся быть уличенными за связь с «социально чуждыми элементами общества», вынуждены были скрывать свое уважение, симпатию и доброжелательное отношение. Сестрам доводилось терпеть косые взгляды, переносить оскорбления. Желающих водить дружбу с поповнами было не так уж и много. В большей степени это были прихожане общины, которые также подвергались преследованиям. Галине и Анне всегда приходилось скрупулезно следить за своими словами, поступками, за тем, чтобы сказанное и сделанное не было расценено неправильно. К работе приходилось относиться крайне внимательно, стараться не допускать промахов. Все время нужно было помнить о том, что любой, даже на первый взгляд, незначительный случай может повлечь за собой нарекания со стороны окружающих. Но, несмотря на добросовестное отношение к труду, их старались не замечать, и награды обходили сестер стороной. Правда, был случай, когда санитарный врач поликлиники Яблонскас отбросил в сторону все эти «нельзя» и пошел наперекор решению исполкома не представлять медсестру Г. Данилушкину к награде. Он открыто назвал Галину Александровну одной из лучших медсестер поликлиники и добился того, чтобы ее труд был отмечен по заслугам. Благодаря его гражданской позиции, заявленной уже на уровне Минздрава, Галину Александровну наградили грамотой Министерства здравоохранения Литовской ССР.

- «Мы с Аней были людьми второго сорта. На работе всегда старались хорошо работать, чтобы нас хотя бы не принижали», – говорит Галина Александровна, а Анна Александровна, шутя, добавляет: «А ничего, похвальной грамоты не было, на Доске почета наших фотографий тоже не было, зато денежной премией отмечены были!»

Социальное происхождение отражалось и на детях. Так сын Анны Александровны. Владимир мечтал стать офицером. Но карьере военного не суждено было состояться. Из-за происхождения он получил отказ при поступлении в военное училище. Оба ее сына, и Владимир и Александр Данилушкины, живут и трудятся в Швянченисе.

«ДАЖЕ НАДЕЯТЬСЯ НЕ МОГЛА НА ТО, ЧТО МЕНЯ РЕАБИЛИТИРУЮТ»

В 1944 году Галину Александровну Данилушкину немцы угнали на работы в Германию, в город Гольдан, в Восточной Пруссии.

Это случилось в апреле месяце во время очередной облавы. Оккупанты устраивали такие облавы для угона на работы в Германию работоспособного населения, особенно молодежи. И если раньше Галине удавалось прятаться, то в этот раз ареста избежать не удалось.

-Облавы были частыми. Я только что вернулась из Вильнюса, где приходилось укрываться, и сразу же была поймана. Всех нас, преимущественно, молодых людей - литовцев, русских, а в большей степени поляков, под конвоем, погрузили в вагон и привезли в город Гольдан в Восточной Пруссии. Разместили в сарае. На следующий день стали приезжать местные жители и разбирать нас по хозяйствам. Я попала в немецкую семью, где стала няней четверых маленьких ребятишек. Помимо ухода за детьми, заставили работать по хозяйству. Было очень тяжело, да и немецкого языка я не знала. Общению помогало то, что хозяин знал польский язык, который мне был знаком. Война близилась к концу. Советские войска вошли в Восточную Пруссию, и уже велись бои за освобождение города. Хозяйка, убегая с мест военных действий вглубь страны, забрала меня с собой,- рассказывает Галина Александровна.

В Западной Германии, куда попала Галина, разместились войска союзников. Молодая девушка решила во что бы то ни стало вернуться домой. Она сбежала от своих хозяев, искренне веря в то, что найдет советскую комендатуру, и там ей окажут помощь. По дороге на беженку напали мародеры. Они принуждали девушку идти с ними. Галина отказывалась, плакала, просила отпустить ее, но негодяи были непреклонны. К счастью, появились американские военные. Девушка позвала на помощь. Мародеры сбежали. Американцы довезли ее до комендатуры и там оставили. Никому не было дела до сидящей на ступеньках комендатуры одинокой беженки. Таких неприкаянных людей на дорогах войны было множество. Осознав, что помощи ждать неоткуда, Галина приняла решение отыскать лагерь для перемещенных лиц. В русской зоне ей помогли девушки, которые служили в армии. Они взяли ее к себе жить. Но вернуться на родину было непросто. Девушки сообщили Галине, что в отделе СМЕРШ ( сокращенное от «Смерть шпионам» ) ведется тщательная проверка ее личности на предмет сотрудничества с немцами. Несмотря на предупреждение, Галине казалось, что никаких действий со стороны проверяющих не предпринимается, и никому до нее нет дела. Подумав, она решила самостоятельно пробираться в сторону Берлина. Сутки девушка была в пути. Заночевала в одном из подразделений советских войск, где ее и арестовали, за самовольный уход. Следователь, который поначалу вел дело Галины, объяснил, что он не видит причин привлекать ее к ответственности. Девушку переправили в другое место. И тут она попала к новому следователю. На всю жизнь врезалась в память Галины Александровны его фамилия – Терещенко. Именно он и стал тем злым аггелом, определившим всю ее дальнейшую жизнь.

-Ужас, ужас, что было, - плача, говорит Галина Александровна.

Терещенко подвел дело под 58-ю статью – предательство Родины. Эта печально известная статья искорежила судьбы и погубила жизни миллионов людей. Военный следователь не считал нужным уделять много времени расследованию, свидетелей не опрашивал и только все время что-то много писал. Главными аргументами его были угрозы, давление и запугивание. Он, обвиняя в предательской деятельности Галину, хвастливо заявлял: «Вот у меня один орден, другой орден! Это все за вас – предателей награда. Я тебя все равно загоню куда надо!» Девушка пыталась объяснить ему, что она не занималась шпионской и подрывной деятельностью, не сотрудничала с оккупантами. Говорила о том, что была насильно угнана в Германию и работала там служанкой. Но Терещенко не терпел никаких объяснений и гнул свою линию. В конце концов, он добился того, чего хотел: измученная длительными допросами, запуганная Галя покорно подписывала все протоколы.

- Если бы я не подписывала, меня бы били, но не Терещенко, били бы другие. Там в другой комнате для этого был человек,- объяснила Галина Александровна.

Потом был трибунал, вернее формальное завершение сфабрикованного дела. Военные обвинители коротко зачитали обвинение, которое квалифицировалось по статье 58. 10 и 58.1а - сотрудничество с немцами, сокрытие происхождения, шпионаж в пользу американцев. Объявили приговор. Десять лет лишения свободы.

-Арестованных под конвоем загнали в эшелон. Среди них было много таких, как я. Даже были военные - солдаты и офицеры. Те, кто, защищая Родину, прошел с боями по всем дорогам войны. Был даже один, незаслуженно обвиненный в предательстве Родины военврач. Ничего он не сделал. Но были и такие, кто действительно сотрудничали с немцами. Женщин везли в отдельном вагоне. В нем были зарешеченные без стекол окна. Очень хотелось пить. В пути нас кормили соленой рыбой, но не давали воды. Жажду пытались утолить залетавшими в окна снежинками. Приходилось терпеть разные издевательства. Нехитрые пожитки, что были у заключенных, растащили по себе охранники. Так нас везли полтора месяца. В Инте, на севере страны, мы попали в смешанный лагерь. В нем отбывали наказание, как политзаключенные, так и заключенные, проходившие по бытовым и уголовным статьям. До нас здесь был целый лагерь троцкистов, которые сидели, не имея даже никакой статьи обвинения, ни определенного срока заключения. Их называли одним словом - «изменники». Многие, носившие этот ярлык, не имели малейшего понятия ни о самом Льве Троцком, ни о его учении.

Этот лагерь не был окружен колючей проволокой, и в нем был более свободный режим пребывания. Ужесточение режима началось в 1948 году. Тогда был отстроен большой спецлагерь. Он был окружен не только колючей проволокой. По периметру особого лагеря были дополнительно протянуты провода с электрическим током. Три тысячи политзаключенных женщин, так называемых « врагов народа», отделили от тех, кто нес наказание за бытовые преступления, и переселили за колючую проволоку. Каждому заключенному был дан номер, который обязывалось прикрепить на бушлат. Заключенным в наказание за их неблагонадежность даже запрещалась появляться на центральной улице самого лагеря.

Многое пришлось пережить осужденной Галине Данилушкиной: голод и холод, обыски, и издевательства. Работала медсестрой в лагерной амбулатории и больнице. Довелось испытать непомерно тяжкий труд на железной дороге, где заключенные грузили гравий на платформы, и на строительстве водного канала, который должен был соединить реку Инту с другой рекой. Канал никому не был нужен и не имел никакого промышленного значения. В Сибири рек много, рядом была большая северная река Печора. Но заключенных нужно было чем-то занять. Их питание было очень скудным. Рацион состоял из крупяных супов со свекольной ботвой, жидких каш. А для того, чтобы хоть как-то поддержать слабеющих людей, в обязательном порядке заставляли пить настой из хвои, в котором витамин С содержался. Лагерным распорядком разрешалось получать и отсылать домой два письма в год. Галина Александровна знала, что отец молится за нее, и очень явственно ощущала помощь от его молитв. Она и сама не расставалась с молитвой.

В лагере Галина Александровна отсидела десять лет и семь месяцев. Весть об освобождении пришла в 1955 году. Вот как она вспоминает этот день, в котором перемешались радость и горечь, надежда на скорое освобождение и с трудом переносимая боль и обида.

-Тогда я работала медсестрой в доме ребенка, где содержались родившиеся в лагере дети. Охранник с вышки, оглядевшись по сторонам, стал кричать нам: « Слушайте, слушайте, вам номера снимать будут!» На следующий день заключенных собрали на площади и объявили о том, что большинство из нас невиновны, что мы доказали тяжелым, честным трудом и перенесенными тяжкими муками свою невиновность, и сказали, чтобы мы сняли номера. Также разрешили свидания с родными. Люди плакали. Это была горькая радость. С этого дня началось освобождение. Вначале разрешение получили те, кто на момент ареста был несовершеннолетним. Некоторые из подростков получали срок, даже не достигнув 15-летнего возраста. И им, после десятилетней отсидки, было дано право первыми выйти на свободу. Следующими были бывшие заслуженные люди – военачальники, профессора, врачи… Среди них были и те, кто проходил по так называемому делу ленинградских врачей. В нашем лагере таких было несколько человек. Помню женщину, по фамилии Фирсова, так муж ее был в лагере на Колыме. У другой женщины мужа расстреляли, как врага народа.

Таких, как я, освобождали в последнюю очередь. Наконец и я дождалась. До полного решения о моем освобождении меня намеревались отправить в Ухту. Но там я никого не знала. И тогда, и я, и люди, знавшие меня все эти долгие годы, обратились с просьбой к начальнику лагеря оставить меня в Инте. К моему счастью, просьбу удовлетворили. Пока решался вопрос об отправке домой, я по-прежнему работала медсестрой в Доме ребенка. За работу стала получать небольшую зарплату. Меня освободили 8 февраля 1955 года. Но сразу домой не отпустили. Несмотря на объявленную свободу и разрешение передвигаться по территории Инты без конвоя, было приказано являться и отмечаться в установленное время в военной комендатуре. Так прошел, без одного месяца, год.

Не передать с какой радостью и нетерпением ждала я встречи с родными людьми.

Первой на перроне в Швянченеляй я увидела маму. Она стояла маленькая, худенькая, с Аниным младшим сыном на руках. Мы долго стояли, обнявшись, и плакали. Папы не было дома. А когда он вернулся, радости не было предела. Мы не спали целую ночь, не могли наговориться, делясь друг с другом пережитым.

Долгое время, как память о том трагическом времени, хранила Галина Александровна два деревянных чемоданчика из фанеры, с которым вернулась домой из мест заключения. Один выбросила, а второй пожалела, оставила, как реликвию, напоминавшую о трагическом прошлом. И только в 2000 году, когда ее полностью реабилитировали, она без сожаления выбросила чемодан. И еще она долгое время хранила старую простыню, на которой был выбит ее личный лагерный номер.

По приезде в Швянченис возникли сложности с трудоустройством. В запечатанном пакете, который выдали при освобождении, не оказалось диплома об образовании и свидетельства о рождении. Пришлось заняться восстановлением документов. Для этого понадобилось поехать в Орел. И если копию свидетельства о рождении восстановить не удалось, то копия диплома об окончании медицинской школы по свидетельствам преподавателей, сокурсников и сотрудников центральной больницы г. Орла, была выдана.

Ее общий трудовой стаж - 50 лет. Из них 35 лет бессменно работала медсестрой в Швянченской поликлинике.

Справедливость восторжествовала спустя много лет. Галина Александровна только после крушения советского режима получила полную реабилитацию. Вот строки из письма пришедшего из Генпрокуратуры Литовской республики:

-«Центр исследования геноцида и резистенции жителей Литвы искренне рад сообщить вам, что решением правления фонда ФРГ «Память, ответственность и будущее» вам выделено в соответствии с вашей категорией дополнительная выплата за принудительный труд во Второй мировой войне».

Доброе имя Галины Александровны после неустанных хлопот ее сестры Анны Александровны было восстановлено Литовским государством. Ее реабилитировала Генеральная прокуратура Литовской республики. Вот как восприняла она известие о своей реабилитации:

-Я испытала большую радость, получив письмо. Ой, какую радость! И плакала… Даже надеяться не могла на то, что меня реабилитируют.

-Впервые за всю свою жизнь я не сказала сестре о том, что написала письмо в Центр исследования геноцида и резистенции жителей Литвы, поэтому для Гали это было большой неожиданностью,- добавляет Анна Александровна, которая постоянно проявляет неустанную заботу о своей старшей сестре.

«ВСЕХ ПРОСИМ, ЧТОБЫ НА ЦЕРКОВЬ ЖЕРТВОВАЛИ»

Анна Александровна в молодости специального образования не получила. Нужно было материально помогать родителям. Работала делопроизводителем в горсовете, а потом была направлена бухгалтером в отдел социального обеспечения. В 1952 году по неопытности оформила пенсионное пособие человеку, представившему поддельные документы. Подделки она не заметила. Через два года прошла ревизия и выявила нарушение. Устроили показательный суд. Анну Александровну осудили на десять лет лишения свободы с возмещением всей выплаченной суммы. Полтора года отсидела она в лагере общего режима. Освободили ее по амнистии, как мать двоих детей. Пока Анна отбывала наказание, ушел из семьи муж. Воспитание внуков Александра и Владимира легло на плечи отца Александра и матушки Анны Никитичны. Вернувшись домой, Анна Александровна стала работать швеей, закончила техникум легкой промышленности в Вильнюсе. Работала мастером на швейной фабрике. А когда за больными родителями понадобился более тщательный уход, на семейном совете было решено, что она оставит работу и выйдет на пенсию .

66 лет живут сестры Данилушкины в Швянченисе. 66 лет несут они свое служение при храме. Все эти годы они там и послушницы, и певчие, и уборщицы, и хозяйки. Они бывают на всех службах, поют в хоре. Встречают и провожают священников, прихожан. На долю сестер Данилушкиных выпали тяжелые жизненные испытания. Они мужественно вынесли их, благодаря поистине христианскому смирению, стойкости и терпению.

Вот как трогательно отзывается о сестрах Данилушкиных настоятель Свято-Троицкого прихода иерей Димитрий Шляхтенко.

- Вся их жизнь связана с храмом. В духовном отношении это искренне верующие, очень отзывчивые на любую беду люди. Они готовы всегда придти на помощь, приветливо встретят любого, кто к ним зайдет, накормят, обогреют. Найдут доброе слово, помогут делом. За годы жизни они перенесли много мытарств, но это не сломило их христианский дух, человеколюбие. Галина Александровна сейчас много болеет. Сестры поистине с христианской любовью заботятся друг о друге. Так Анна Александровна не могла смириться с тем, что ее сестра незаслуженно была осуждена. Она много усилий приложила для реабилитации Галины Александровны. Вот уже 15 лет моего служения в Швянченисе, я за Анной Александровной и Галиной Александровной, как за каменной стеной. На них приход держится. Галина Александровна - «финансист». А Анна Александровна - все остальное. Она поет в хоре, читает Апостол, другие богослужебные тексты, помогает мне, занимается организационными вопросами. Анна Александровна и певчая, и чтец, и швея, и уборщица. Все облачения, рясы, подрясники пошиты ею. Перед службой, приезжая в Швянченис ( а отец Димитрий живет в Висагинасе), я захожу к ним домой, где меня уже ждет Анна Александровна, и мы идем в храм. Там всегда все прибрано и готово к служению. Затем приходит Галина Александровна. Она и сейчас, несмотря на свой возраст, стоит за свечным ящиком. Им обоим уже за восемьдесят, а они еще трудятся. Храм - это их жизнь, и другой жизни они себе не представляют

Мой вопрос сестрам: «Чем же стал для вас храм?» - вызвал некоторую задумчивость. Затем Анна Александровна как-то очень душевно сказала:

- Это не только наш дом, это Дом Отца нашего Небесного. Храм стал смыслом жизни. Он в нашей душе Я каждый день туда хожу. Раньше мы все время вдвоем с Галей ходили, но сейчас ей трудно, она часто болеет. Но все одно, она на службах в церковной лавке свечи продает. И тут же озабоченно добавляет: « У нас храм очень бедный. Мы по капельке, по крохе, каждый центик собираем. Всех просим, чтобы на церковь жертвовали.

В какие только инстанции не обращаются настоятель Свято-Троицкого прихода иерей Димитрий Шляхтенко, сестры Данилушкины, и прихожане общины, озабоченные состоянием храма. Они бьют тревогу по поводу его разрушения и ищут способы, как уберечь храм. Анна Александровна с волнением зачитывает одно из обращений на сей раз в местное отделение Департамента национальных меньшинств при правительстве Литовской республики.

-«Швянченская Свято Троицкая церковь построена с 1842 по 1898 год. Капитального ремонта за эти годы не было, так как менялись режимы… Прихожане, в основном, пенсионеры. У них нет возможности собрать средства на капитальный ремонт. Внутри церкви оседает пол. Имеются трещины с правой и левой стороны. Нуждается в ремонте крыша. На центральном куполе наклонился крест. Звонница и меньшие купола тоже в запущенном состоянии. Если не будет оказана помощь, то этот храм - красота и гордость нашего города - разрушится и восстановить его будет трудно».

-В притворе вода текла,- добавляет Галина Александровна …

Сестры не говорят о себе, о своих нуждах. Они живут храмом, заботой о нем и с неустанной тревогой и болью следят за его все ухудшающимся состоянием. Храм постепенно приходит в упадок и остро нуждается как в капитальном ремонте, так и в реставрации. А ведь собор Святой Троицы более века является украшением и архитектурным достоянием города. Он находится в ведении самоуправления г.Швянчениса и передан приходу в бессрочную аренду.

Да и приход сейчас уже небольшой. Не тот, что был в начале прошлого века, когда в общине было порядка 800 человек, и было учреждено Свято-Троицкое благочиние. Сейчас на службах около 20 человек, большинство из них приезжают из Швянченеляй. Сестры Данилушкины не одиноки в стремлении видеть свой величественный храм обновленным. Прихожанка храма Нина Козинец также проявляет большую активность и старается сохранить православную обитель. Она неоднократно от имени прихода обращалась в различные инстанции с просьбой внести Швянченский храм Святой Троицы в перечень исторических памятников архитектуры Литвы. Но этот вопрос продолжительное время находится в стадии рассмотрения.

Высится в центре Швянчениса православный храм, звоном колоколов оповещая верующих о начале Божественной службы.

Этот благовест - еще и дань светлой памяти строителей, ушедших в мир иной, прихожан и пастырей этого храма. В переливе его колоколов слышна и тревога о Свято-Троицком храме, возведенном в 1898 году на средства российской казны и местного помещика. И нужно сохранить как для живущих ныне людей, так и для потомков православную обитель- прекрасный храм Святой Троицы, а вместе с ним и память о самоотверженных служителях Бога и Церкви, подвизавшихся здесь.

«ЖИ» N3, 1995г. апрель 2001г. Статья переработана и дополнена в апреле 2009 года

В декабре 2009г. Митрополитом Виленским и Литовским Хризостомом было принято решение о выделение средств на реставрацию Свято-Троицкого храма г.Швенчёниса.

( Электронный вариант. Статья дополнена в апреле 2009 года )

Светлана Устименко

Статья опубликована в газете висагинской православной
общины "Живоносный источник", N3 1995г.